Против вымыслов и националистических тенденций Александр Власенко Опубликовано с разрешения автора (ответ на статью А. Д. Кожахметова и А. В. Малашевича “От вымыслов к реальности” в “СД” №5-6/2002) Ну, дождался. И меня “приложили” в печати. Факт-то сам по себе закономерен, ибо, пожалуй, слишком часто стал я высовываться со своими публикациями. Пора бы, как говорится, и честь знать. Однако все равно есть основания уж если не для обиды, так для недовольства — точно. И вот какие. Прежде всего, как то ни странно, на меня “наехали” собачники, не менее моего любящие “азиатов”. Причиной же их нападок, если не ошибаюсь, стали форменные недоразумения — неверное понимание и толкование смысла отдельных моментов из статьи “О прошлом, настоящем и будущем САО и КО…” в “Информ-САО” №9/2001. Непониманием, наверное, и вызван гнев, с которым в меня плеснули грязью, исказив и от себя додумав содержание этих самых моментов. Ну и вдобавок авторы атаки сами оказались не без греха, всякого понаписавши, и таким образом подставились под ответный удар. С чем не премину.
Пусть не взыщут указанные господа, поскольку не по причине злопамятства приходится им отвечать (хоть я и злой от природы, и с памятью все в порядке), но только ради благородного справедливого воздаяния, тяга к которому свойственна мне как отдаленному потомку тюрок (последнее явствует из фамилии с тюркским суффиксом “енк”). Можно сказать, голос крови того требует. Стоит отдать авторам должное: их исторические экскурсы и версии, а равно и глубокое бурение корней тюркских слов и имен, по крайней мере, небезынтересны. Однако же время от времени им стоило бы немножко притапливать тормозную педаль, сдерживая свой чрезмерный апломб. Авось тогда бы их не заносило на каждом повороте за пределы того, что можно доказать или, на худой конец, аргументированно предположить. Сразу признаюсь, что живого “азиата” впервые увидел только в 1979 году. И несказанно рад был бы познакомиться с “людьми, имеющими тысячелетний опыт работы” с этими собаками, о которых говорят гг. Кожахметов и Малашевич. Увы, я не имел чести общаться даже с теми, чей стаж в собаководстве достигал хотя бы ста лет. (Кстати, не из уст ли очевидцев наши авторы почерпнули сведения о Чингисхане и родоплеменном составе его войска? Если так, то я готов с извинениями снять все свои возражения, скромно базирующиеся на общедоступных литературных источниках. Хотя и опасаюсь, что лица столь почтенного возраста, в силу естественных причин, “Вторую Мировую уже немного путают с Троянской”). Но даже и не пытаясь сравнивать собственный скудный багаж информации со знаниями тысячелетних аксакалов, кое в чем с их воспреемниками, гг. Кожахметовым и Малашевичем, я позволю себе не согласиться. Так, например, вопреки их мнению, среднеазиатских овчарок (сиречь, волкодавов) в советской литературе еще 30-40-х годов называли, как правило, именно туркменскими, но отнюдь не казахскими. Отсюда ясно, что это название вовсе даже не нововведение. Далее, “собака Иностранцева” при всем желании никак не может быть причислена к типу мастифообразных. Она представляла собой, судя по черепу, нечто вроде лайки или немецкой овчарки, и была размером с небольшого волка. Весь вопрос в сравнении с другими современными ей ископаемыми собаками: те мельче. И это единственное основание, на котором кое-кто считает возможным возвести “собаку Иностранцева” в ранг предков мастифов. Согласитесь, ни к чему было повторять чужие глупости. И еще одно. Если уж придерживаться точки зрения авторов, то интересно, от какой из “собак Иностранцева” пошли мастифы: от той, что найдена в районе Красноярска, или же от обнаруженной у Ладожского озера? А если не придерживаться, то самыми древними свидетельствами существования САО остаются всем известные артефакты с территории Туркмении и Афганистана. Затем гг. Кожахметов и Малашевич не слишком корректно обошлись с читателями, допустив следующее высказывание: “…На территории Казахстана найдены в большом количестве захоронения собак разных пород, в том числе и мастифов, относящиеся к разным эпохам”. Ведь, во-первых, Казахстан большой: две с половиной тысячи километров вдоль, да полторы поперек. Там много каких народов со своими собаками враз помещалось. Так что вопрос “где конкретно?” вполне уместен. Во-вторых, “к разным эпохам” — о-о-очень растяжимое определение. Каким же все-таки веком датируются погребения мастифов, с какой культурой соотносятся? Уж будьте любезны, ответьте! И желательно со ссылкой на источники. Следующий щекотливый сюжет касается истории тибетского дога. Авторы смело позаимствовали датировку первого о нем упоминания у Е.А Богданова — 1121 год до Р.Х. Однако древнейшие на территории Китая письменные памятники (надписи на гадательных костях и черепашьих панцирях) датируются только-только XIII — XI вв. до Р.Х., но прочитать их достоверно невозможно, поскольку “фонетические реконструкции древнекитайского языка не идут далее середины I тысячелетия до х.э., но даже и они сомнительны. Более того, у китайцев, “оказалось, нет документов, написанных ранее XVI века нашей эры, да к тому же в течение 20 лет, начиная с 1772 года, все печатные книги, когда-либо вышедшие в Китае, изымались и переиздавались в новом, часто — фальсифицированном виде. А задолго до того “самодуру-императору Цзин Чи Гану, правившему в 246 — 209 гг. до н.э., вздумалось начать отсчет мировой истории с самого себя, и по его приказу в стране были сожжены все книги, записи и документы, относившиеся к предыдущим временам, в том числе научные трактаты, исторические хроники, таблицы астрономических наблюдений… Поэтому то, что дошло до наших дней из китайских источников, восстанавливалось по памяти и устным преданиям последующими учеными”. Так что, даже будь упоминание о тибетском доге выбито на черепашьем панцире и верно прочитано, оно оказалось бы созданным спустя аж полтысячи лет после кончины этого дога. Потому, боюсь, туда вкрались бы некоторые неточности. Что касается ссылок на Марко Поло, то в последнее время появилось немало аналитических исследований, развеивающих легенду о его путешествии по Азии. В лучшем случае, он побывал на Дону, правобережье Волги и на Северном Кавказе. И Рубрук, кстати, попал в Каракорум, едва переправившись через Дон. А значит, либо рассказы Марко Поло насчет меделянов оставляются без внимания, либо… истолковываются вовсе не в пользу гипотезы наших авторов! Теперь о языковедении. В нем я не силен, но тем не менее могу заметить, что и у гг. Кожахметова с Малашевичем здесь тоже имеются кое-какие проколы. Что позволяет усомниться и в прочих их заключениях по данному вопросу. Например, говоря о значении слова “таджик”, они переводят его так: “с иранского, “тат” — человек, мужчина, воин; тюркский аффикс “жик”, “шик” или “ши”, присутствующий и в других языках, придает слову “тат” смысл — как человек или народ, находящийся в состоянии войны”. На самом деле тазиками или таджиками примерно с X века арабы называли все неарабское население Ирана, восточной части Закавказья, Хорасана (включая Маверранахр и часть современного Афганистана). Слово это выводят от названия племени тай. (И как борзая салюки названа по имени племени салюки, так по аналогии можно предположить, что борзая тази, или тазы именуется по создавшему ее народу, к которому первоначально применялось название тази, или тазики). Насколько далеко может завести неверный лингвистический анализ, какими разными могут оказаться результаты толкования отдельно взятого слова, может показать и другой пример. Наши авторы пишут: “Шашка от слова “шаш” — волосы; батыры в древности выбривали голову, оставляя на макушке чуб или косу, для того, чтобы в случае поражения противник мог легко, держась за нее, снять скальп или отсечь голову. Это связано с древней тенгрианской религией тюрок. Буквально, шашка — оружие для снятия скальпа”. Здесь прежде всего следует исправить следующую ошибку. Чуб на голове воина оставлялся не для врага, а для вышнего бога, чтобы тому удобнее было втащить душу погибшего на небеса. Вследствие чего, снятие скальпа обретало вполне определенный мистический смысл: посмертное лишение противника возможности упокоения души и подчинение этой души победителю, а точнее — обладателю скальпа. То есть, родичам погибшего надлежало отвоевать его скальп и ритуально вернуть былому носителю. Касательно же корня “шаш”: он имел отношение не только к волосам, но и к змеям. Косу недаром часто сравнивают со змеей. Да и Медузу Горгону вспомните. А Мирового Змия (у викингов — Ёрмунганг; у славян он — одна из ипостасей бога Велеса, или Волоса) арии называли Шеша, либо Шаша. Звукоподражательная основа очевидна. Словом же “Ка” или “Кха” многие народы обозначали некую форму души, отображение человека (или животного). Таким образом, слово “шашка” в целом мы можем дешифровать и как “отображение змеи”, что, пожалуй, звучит поэтичней, нежели “скальпель”. Не подумайте только, что я настаиваю на своем толковании указанного слова, поскольку есть специалисты, которые в этом разберутся безусловно лучше меня. Это все так, шутки ради. Ну а теперь о вещах более серьезных. Гг.Кожахметов и Малашевич совершенно напрасно стараются отождествить тюрок разных эпох с казахами. И тем более напрасно принимают языковую преемственность за преемственность биологическую. Тюркский язык гораздо древнее всех народов, известных под названием “тюрки”, и в течение долгих веков являлся средством межнационального общения. В Великой Степи — и не только в ней — многие древние племена вынужденно были двуязычными. Тюрками же последовательно назывались: 1) в 5 веке — орда, возникшая по южную сторону Алтая, во главе которой стоял разноплеменный клан сяньбийца Ашина; 2) в 6-8 веках — народ, сложившийся вокруг этой орды, создавший Великий Тюркский каганат (и разговаривавший уже по-тюркски; причем соседние народы, говорившие на том же языке, не считались тюрками); 3) арабами, после падения Тюркского каганата, — все кочевники, жившие к северу от Согдианы; 4) “в дальнейшем этот термин еще раз трансформировался и стал названием языковой семьи. Так сделались “тюрками” многие народы, накогда не входившие в великий каганат…”. Потому-то всё целиком более чем длинное отступление от собачьей темы в область прославления всевозможных тюрок, предпринятое в статье наших авторов, ровным счетом ничего не значит. Даже наоборот, играет против них — там, где приводится доказательство тюркоязычия саков (которые, как и все скифы, были европеоидами). И как раз здесь мы соприкасаемся с той критикой, что была направлена в мой адрес по вопросу вероятной причастности предков части русских и украинцев, а в большей степени — предков викингов и осетин к созданию САО. В моей статье ведь ни слова не говорилось о роли в этом деле викинго-славянских походов IX века к берегам Ирана. Г. Кожахметов и Малашевич сами решили, что я подразумевал именно те события. Но речь-то шла совершенно о другом! В частности о том, что население Средней Азии, включая нынешний Казахстан, в любом из вероятных периодов появления САО на белый свет не было монголоидным. И оно, то население, с исторической и антропологической точек зрения, по моему (и не только моему) мнению, определенно причастно к образованию перечисленных европейских народов, причем скорее всего в большей степени, чем к появлению современных казахов, киргизов, узбеков и туркмен. (Прошу обратить внимание, я вовсе не категоричен, а только предполагаю!). Не берусь сказать, к какой расе относились создатели джейтунской культуры (VI тысячелетие до Р.Х.) и культуры Анау ( с V тыс. до Р.Х.) — возможно даже, что к австралоидно-дравидийской, как древнейшее население Индии. Но вот после них всю территорию, которую занимает нынешний ареал аборигенного распространения САО, долгое время (не менее тысячи лет) населяли уж точно европеоиды — ассирийцы, мидяне, бактрийцы, хорасмии, скифы, сарматы, согды, парфяне, персы и т.д. Были среди них и долихоцефалы, и брахицефалы (например, представители памиро-ферганской расы), но все — европеоиды. И частью эти народы (скифы, сарматы, а также, по всей видимости, непримирившиеся с завоевателями парфяне и согды) в свое время переселялись на северо-запад, за Каспий. А насколько далеко они продвинулись в том направлении — можно только гадать. Впрочем, если взглянуть на достаточно подробную карту Исландии, то нетрудно убедиться, что многие тамошние старые географические названия почти буквально совпадают с типичнейшими для Средней Азии. И вряд ли даже гг.Кожахметов и Малашевич решатся утверждать, что сия топонимика занесена была на далекий остров гейзеров и вулканов героическим авангардом казахского (гуннского или татаро-монгольского) войска. Точно так же им трудно будет отрицать, что казахи, пусть даже и с присущими им некоторыми европеоидными чертами, но все-таки относятся к монголоидам. А первые монголоиды, и это общеизвестно, объявились в интересующих нас местах, по историческим меркам, сравнительно поздно. Насколько можно судить в соответствии с наиболее распространенной и более или менее подтвержденной версией, столь знаменательное событие следует соотнести, во-первых, с бегством какого-то из племен хунну от китайского войска на запад, когда и беглецы, и преследователи временно оказались в Таласской долине (36 год до Р.Х.), и, позднее, с проникновением части хунну (имевших как монголоидные, так и европеоидные и даже американоидные черты), бежавшей из Монгольской степи от сяньбийцев в междуречье Волги и Урала (около 150 года). Закрепился же монголоидный элемент на территории Средней Азии только в 3 веке, с созданием хуннского государства Юебань в Семиречье. Но насколько внешний облик монголоидов оставался непривычным и даже диковинным для прежних обитателей среднеазиатского региона, свидетельствует автор XI века Утби, описавший взявших Бухару в 999 г. тюрок из племен чигиль и ягма как людей “с широкими лицами, маленькими глазами, плоскими носами, малым количеством волос (на бороде)”. Между тем, с тюрками-европеоидами местное население знакомо было по крайней мере еще со времен похода хана Истеми (начало около 554 г.) и разгрома им эфталитов у Несефа (Карши) в 565 году, а с тюркским языком, вероятно, и гораздо раньше. Для чего я углубляюсь в историю? Конечно же, не для разжигания межнациональной розни! Для меня, в общем-то, совершенно все равно, кем, когда и при каких обстоятельствах были выведены замечательные собаки — среднеазиатские овчарки всех существующих разновидностей. Интересно — да, но не более. Та глава в моей статье, что настолько возмутила гг.Кожахметова и Малашевича, начиналась следующими словами: “Смешно бывает слышать (хотя и часто слышать приходится), что, мол, поскольку “алабай” — собака туркменская, то кроме туркменов никто и не разбирается в том, каким должен быть этот самый “алабай”. Это что значит: если человек родился русским, то по праву своего происхождения он уже лучше всех разбирается в русских гончих и борзых? Очень странная, я бы сказал, форма национализма. Может быть,дело все-таки в уме и таланте конкретного человека, а не в его национальности? И, кстати, существуют серьезные резоны сомневаться в том, чьи исконно, в самом деле, собаки среднеазиатские овчарки”. А теперь нашлись желающие разъяснить нам, что “азиаты” — порода казахская. Мне, повторюсь, нет большого дела до того, чья она. Но уж коли авторы зацепили тему исторической справедливости, попутно обвинив меня во лжи, вероломстве, фальсификации этой самой истории, почти нецензурном оскорблении азиатских народов, а также позволили себе искажать мои слова и употребили по отношению к ним выражения “жалкие попытки”, “романтически-розовая чепуха”, “несуразности”, “нелепая отсебятина”, то я в долгу не останусь. Сначала отвечу на личные нападки. Я допускаю, что писать на русском языке авторам, проживающим в Казахстане, непривычно (и не расценивайте это как расовую дискриминацию: я просто предполагаю, что они лучше владеют языком титульной нации, вот и все), и только этим можно объяснить их неумение ясно выразить свои мысли, из-за чего не все их претензии оказались мною поняты. Не говоря уже о вопиющей безграмотности текста в целом (чего стоит хотя бы трижды подряд повторенная “родина происхождения”). Однако же если они и читают по-русски плохо, это уже совершенно недостаточная причина для перевирания смысла прочитанного. Следовало нанять грамотного переводчика. Так, они пишут обо мне: “К примеру, он утверждает, что туркменские волкодавы к роду человеческому относятся снисходительно, днем спят, а ночью активизируются лишь потому, что туркменские (?) чабаны отстреливают собак в случае их нападения на человека”. У меня же об этом было сказано вот что: “Алабаи”, ставшие повсеместно ориентиром разведения, днем, в основном, сонные и ленивые. <…> Он /”алабай”/ выраженный “территориальщик”, и за пределами привычного района неохотно атакует человека — учи его, не учи — на удалении больше 10 метров (исключения, конечно, могут быть и здесь, но исключения лишь подтверждают правило, не так ли? Породу составляет большинство собак, а не исключения). Кроме того, агрессия к человеку у “алабаев” в значительной степени подавлена направленным отбором: туркмены систематически убивали собак, нападавших днем на человека”. Как видно из сравнения, тот фактор, что я рассматривал как дополнительный, авторы выдали за единственный. И кто из нас после этого лжец и фальсификатор? В моем тексте были слова: “При засилье нашей тупой кинологии в клубах и кинологической тупости в районах аборигенного распространения, все “азиаты” сплошь и рядом перекрываются “алабаями”. Из чего наши авторы сделали вывод, что я “умудрился оскорбить сразу все азиатские народы, назвав всех буквально тупыми”. То есть, если бы я сказал, что собаководство (автомобилестроение, резьба по кости, производство подгузников) в Средней Азии превосходит все известные в мире образцы, то этим, наверное, выдвинул бы тамошние народы поголовно в соискатели Нобелевских премий. Однако при этом в своей статье гг. Кожахметов и Малашевич сами, между прочим, пишут следующее: “Большое количество породных собак, имеющих племенную ценность, безвозвратно ушли из жизни и продолжают уходить, не оставив приличного потомства, по причине неумелого подбора пар. Ввиду разнообразия типов САО, происходящих от смешения кровей различных собак…” и пр. Затем они же поминают недобрым словом чабанов, “которые в советскую эпоху отстрела волков с удовольствием брали милых “пастушков”, о чем сегодня, утратив волкодавов, они сильно сожалеют. Наверняка такие процессы имели место и в других регионах Средней Азии, что отчасти могло стать причиной возникновения разнотипности и задворняженности породы”. И еще раз: “послевоенные годы самые активные в деле отстрела волков, когда чабаны, вооруженные до зубов, вообще отказывались от содержания больших собак”. И далее: “Поскольку собаководов, хоть сколько-нибудь разбирающихся в этой разновидности волкодавов, в республике, по нашим сведениям, почти нет, то день, когда эти собаки полностью вымрут, не за горами. Вдобавок ко всему, казахстанские собаководы заболели “туркменской болезнью” — это когда любая пойманная в степи более или менее крупная дворняга преподносится как породное животное…”. Ну и заключительный штрих: “Надо сказать, что в Казахстане среди собаководов казахский волкодав практически неизвестен, и тем более неизвестен он среди потребителей, являющихся почти на сто процентов городскими жителями (с породой знакомы, в основном, пожилые представители коренной национальности, проживающие и проживавшие в сельской местности; к сожалению их активность в отношении породы нулевая”. Именно перечисленные нашими авторами, а равно и другие сходные факты, губительные для аборигенного поголовья собак, названы мною кинологической тупостью! Просто я данное определение использую, а они — нет. Разная у нас этика. Ну не по нутру мне вездесущая политическая корректность, когда, говоря словами М.Успенского, нельзя “назвать подлеца подлецом, вора — вором, разбойника — разбойником, ведьму — ведьмой, людоеда — людоедом. И говорили про безумца: “Он неадекватен”, и величали главаря разбойничьей шайки “полевым командиром”, а саму шайку — “вооруженным формированием”, ведьмы стали “народными целительницами”, людоеды — “лицами, практикующими каннибализм”. Чернолицего арапа отныне называли “афробританцем”, и даже самый обычный дурак стал теперь “представителем интеллектуального большинства”. Эта тенденция, на мой взгляд, есть симптом подавляющего превалирования в современном обществе женского взгляда на вещи, и в итоге ни к чему хорошему не приведет. А историю взаимоотношений казахов с русскими давайте-ка не будем впредь затрагивать вообще. Здесь много чего можно сказать как против той, так и против другой стороны. Не забывайте, что необходимость разгрома Хивинского ханства обусловливалась многочисленными набегами хивинских войск (к которым охотно подключались казахи) на владения русской короны в уральских и оренбургских степях, и разгромить его без присоединения казахских земель было невозможно. Казахи, впрочем, сами немало страдали и от хивинцев, и от туркменов, но более всего от джунгар. Да и между собою три казахские орды (жуза) тоже не слишком-то мирно жили. Именно поэтому, ища защиты и спасения, Малый жуз в 1730, а Средний, частично, в 1734 году добровольно присоединились к России, что было подтверждено присягой их 56 ханов и родоначальников русскому царю в Оренбурге (1738 г.). Вот со Старшим жузом действительно пришлось повоевать. А что оставалось делать? Каким еще другим способом можно было обезопасить свои границы? Как всякое инородческое население, казахи пользовались в “тюрьме народов” определенными послаблениями и льготами, в сравнении с русскими. Конечно, тепличных условий им никто не создавал, но и геноцидам они не подвергались, и потому нашим авторам не следовало бы повторять большевистскую клевету на Российскую империю. Среднеазиатское восстание 1916 года было вызвано подписанием указа о мобилизации на тыловые работы “мужского инородческого населения империи от 19 до 43 лет”. По Туркестану (нынешней Средней Азии) планировалось набрать 250 тысяч человек. Обратите внимание, их не в действующую армию призывали! Между тем, Россия вела тяжелую войну уже два года. И вот у нее в глубоком тылу вспыхивает восстание, в котором участвуют до 8 миллионов человек. Громят волостные правления и полицейские участки, нападают на казаков и полицию, разрушают железнодорожные пути, рвут телеграфные провода, осаждают города и села. И как прикажете с ними поступать? Естественно, против бунтовщиков были направлены войска, частью даже снятые с фронта. Причем, как писалось в 9 томе Малой Советской энциклопедии, вышедшем в 1941 году (где, разумеется, к царю и его деяниям относились не то чтобы безо всякой симпатии, но и предельно предвзято), “в подавлении восстания царское пр-во опиралось на местную буржуазию, кулачество, духовенство и на националистические контрреволюционные партии”. Читай, на значительную и наиболее авторитетную часть местного населения. Восстание, конечно, подавили. Но количество жертв по всей Средней Азии отнюдь не исчислялось миллионами. Такими цифрами даже большевики не оперировали. Ну а после завершения боев, по законам военного времени к смертной казни было приговорено 347 человек. Многих сослали на каторгу. Мобилизовали на тыловые работы 150 тысяч человек. А в Китай убежали около 300 тысяч казахов и киргизов. Потом вернулись. А вождь восстания в Казахстане, народный герой Амангельды Иманов после революции устанавливал Советскую власть в Тургайской области, командуя красными партизанами. Был убит в мае 1919 г. “контрреволюционными националистами алаш-ордынцами”. То есть, если я правильно понимаю, казахами же. Очень интересно, в какой из ролей он ныне прославляется на своей родине? Как борец с самодержавием или как насаждатель советского (русского) ига? Надеюсь, гг. Кожахметову и Малашевичу понятно теперь, почему не следует в кинологической полемике затрагивать историю межнациональных отношений? То-то! Вернемся, однако, к собакам. Точнее, к тому, что рассказывают об “азиатах” наши авторы, которым в чем уж нельзя отказать, так это в изощренности воображения. Допускают они возможность, что древняя порода мастифов, имеющая внешность “тибетского дога, монгольского и казахского волкодавов” зародилась “как горная пещерная собака”, которая в готовом виде была одомашнена кем-то из тюрок. Не беда, что никому более, в том числе и палеозоологам, ничего о пещерных собаках неизвестно. И что конституциональные и экстерьерные черты, присущие мастифам, для диких псовых абсолютно нехарактерны, поскольку не обеспечивают достаточной адаптивности к экстремальным условиям существования. То есть это, вне всяких сомнений, признаки доместикации. Причем признаки, закрепить которые в потомстве возможно лишь при соблюдении ряда благоприятствующих условий, как то: многочисленности и концентрации поголовья, селективного отбора, щадящего режима выращивания и сравнительно обильного кормления молодняка. Каковые условия можно на протяжении длительного времени обеспечивать лишь при оседлом образе жизни. Указанные причины ставят, мягко говоря, под сомнение и гипотезу самопроизвольного зарождения мастифов в пещерах, на которой голословно настаивают наши авторы, и вероятность выведения САО кочевниками. Состряпать наспех альтернативную версию, подобную той, что предложена гг.Кожахметовым и Малашевичем, но гораздо более убедительную, не представляет труда. Вот, пожалуйста. Если кому понравится — берите, пользуйтесь, развивайте! Только не обижайтесь потом, если кто над вами начнет смеяться. Истина, вы ж знаете, как и искусство, требует жертв. В 30-х годах прошлого века на Аляске найдены были неким американцем Рейни останки т.н. “широкоголового волка”, весьма условно отнесенные к плейстоцену. Точной датировки тогда дать не смогли, а сейчас этим никто не озабочивается. Фотографии черепа данного “волка” помещены в известной среди палеозоологов книжке Ольсена (названия ее, к сожалению, не помню). Так вот, судя по снимкам, это как раз никакой не волк, а нечто вроде тяжелого “азиата”. В датировке, подчеркиваю, вполне возможна большая ошибка, поскольку в отношении находок, сделанных в северных краях, тем более в условиях вечной мерзлоты, такое случается нередко. Не исключено, что указанный “волк” жил в голоцене, то есть уже в послеледниковую эпоху. Теперь к этому делу пристегнем цитату из Л.Н.Гумилева. “А. Каримуллин доказывал, что очень много дакотских и тюркских слов совпадает по звучанию и смыслу. Это не может быть просто совпадением, но в Америке нет следов пребывания древних монголоидов. Зато американоидные черты встречаются в скелетах Сибири III — II т. до н.э. Следовательно не тюрки проникли в Америку, а индейцы — в Сибирь. (См.: Вопросы географии США. Л., Географическое общество СССР, 1967, стр. 123-126)”. К тому же у Гумилева имеется замечание насчет наличия американоидных черт у хунну. Вот и намечается гипотеза: предки хунну и родичи дакот привели мастифа из Америки в Азию! Правда, возникает вопрос: а сами-то они откуда его взяли или где вывели? Что ж, нарастим одну гипотезу другой: да в Гиперборее, где ж еще! В той самой Гиперборее (а может, Арктиде), что ныне почти полностью затоплена водами Ледовитого океана! Заселенной в ту пору — кем? Э-э-э, черт побери, и здесь без них не обойтись! — предками ариев… Ну, гг. Кожахметов и Малашевич, много ли чего осталось от вашего “труда”? Версии дутые, доказательства несостоятельные либо вообще к делу не относятся, обвинения лживые… Что там еще не затронуто? А, проект стандарта! Да чего ж его трогать — стандарт как стандарт. На сегодняшний день таких полным-полно понаписано. Проку от них все равно никакого. И не мудрено: роль стандарта — как у конституции в государстве; пусть она и самая распрекрасная на всем белом свете, но, коли не подкреплена разработанным законодательством, то остается всего лишь словами на бумаге. Если уж наши авторы взялись за теорию, то не стандартами бы им заниматься следовало, а куда более нужной методикой зоотехнической работы: техникой экспертизы, нормативами испытаний, тестированием (на дрессируемость, сообразительность, устойчивость психики, на способность к самым разнообразным видам работы). Но это, конечно, вещи сложные. Требуют знаний и умения. Что ж, учитесь, господа, учиться никогда не поздно! А покуда не научитесь, пожалуйста, не лезьте на рожон. Извиниться, кстати, можете в любое время. ——
